Об искажённом сознании

[naechste]

В одном классе со мной училась некая Таня. Мы с ней даже дружили с четвёртого по пятый класс. Вполне симпатичная была Таня, знала очень много матерных частушек и деревенских баек, с ранних лет серьёзно готовилась к будущей семейной жизни. Танина мама, работавшая официанткой в доме офицеров, даже обещала подарить дочери на свадьбу чугунную сковородку - основное средство воспитания Таниного папы. Впрочем, был ли Танин папа в действительности её папой, это тайна за семью... в общем, понятно.

Папа вызывал жалость, смешанную с брезгливостью. Был он - в отличие от крупной мамы, с ярко-красными губами, огромной грудью и воинственным басом, - мелким, бесцветно-рыженьким инженером, очень уж пришибленным чугунной сковородкой.
Жалость к Таниному папе была обусловлена сковородкой, а брезгливость - большой коллекцией порнографических открыток, надёжно спрятанных (ха!) от детей.

Однако я отвлеклась, бедный Танин папа тут совершенно ни при чём, как, впрочем, и танина мама, которую я очень боялась.
Я хотела о Тане рассказать. Задолго готовясь к замужеству, она уделяла серьёзное внимание своей внешности: в десять лет она уже подкрашивала глаза и губы. Единственным Таниным недостатком были кривые ноги - классическим колесом. Мне это ни капельки не мешало, наша дружба расстроилась из-за страха, который мне внушала Танина мама.

"Посмотри, пошла! Ноги-то, ноги! Глядя на них, кто-то изобрёл колесо!" - толкала меня Таня в бок по несколько раз на дню, придирчиво оглядывая девчонок из других классов. Она подмечала малейшую неровность ног у всех окружающих, хотя все эти ноги по сравнению с Таниными были идеальными.

С тех самых давних пор я и заметила эту странную особенность: лживые люди постоянно говорят о лживости окружающих, злые - о несправедливости недоброго мира, вечно опаздывающие - о непунктуальности других.
Я даже понимаю, почему это происходит, но - старая дура - не устаю этому удивляться.