Часть тринадцатая - "Цыганочка"

Квартира была большая и светлая, в высотном доме. Нам всё казалось, что сейчас придут и скажут: "Ну-ка шагом марш назад к Ко! Это не для вас".
Поэтому когда пришёл малознакомый и малоприятный человек и сказал, что его друг ПЕДИАТР по каким-то сложным причинам должен ночевать на улице, я немедленно согласилась приютить друга. С ЖЕНОЙ и ДРУГОМ добавил малознакомый и малоприятный. Матрацы у нас были.

Так у нас на три дня поселились бандиты со своей бандитской девушкой, подобранной, видимо, прямо на дороге.

Только потом мы узнали, что в этом районе живут турки и цыгане, а также немецкие алкоголики, наркоманы и проститутки. А ёщё много наших, которые весьма облагородили социальный состав населения. Мы все, правда, тоже были безработными и получали социальную помощь, но зато почти все - с высшим образованием, а многие с научными степенями и почти все с огромным самомнением и изысканной ностальгией.

Вот этот район. Мы на прошлой неделе были в Кёльне и специально заехали туда, чтобы сфотографировать это поселение, раскинувшееся среди разноцветных капустных полей, сейчас, к сожалению, убранных.

Расскажу об одном нашем соседе Серёже, которого мы звали автоматчиком, поскольку он часто делился с нами сокровенным желанием - всех немцев из "калашникова". Он был ПРЕПОДАВАТЕЛЬ, потом мы узнали, что научного коммунизма. "Они ненавидят нас, заговорщицким тоном делился он с нами, - из за того, что мы евреи". "Так ты же украинец, а не еврей", удивлялись мы. "Украинцев тем более ненавидят, - восклицал находчивый научный коммунист, - не могут нам простить, что войну проиграли".

Наверное, они его действительно ненавидели, потому что постоянно предлагали ему какие-то работы, курсы переквалификации. Нас вот они любили и ни фига нам не предлагали, только вздыхали сочувственно: "Филологи..." А ему - часто, потому что очень хотели навредить его здоровью. "Как же смогу сидеть восемь часов за столом! Это ж какое здоровье надо! Здоровье - это самое главное. Пусть цыг'ан работает", - возмущался молодой краснощёкий коммунист.

А цыгане в нашем подъезде жили весёлой насыщенной жизнью. Мой папа утверждал, что в его жилах течёт цыганская кровь, и я ему верила. Мне в юности приснился очень счастливый сон, как будто я в цыганской одежде, с развевающимися волосами съезжаю летом на фанерке с асфальтовой горы в центре города.

Это не помогло. Они нам ничего плохого не делали - они просто жили себе на газоне под нашим окном. Они там ели, спали, мусорили, ругались, мирились и звали Клавдию." Klaudia!", - кричали они целыми днями, совершенно при этом не уставая, в отличие, например от меня. А Клава - не знаю, матерью она им доводилась или женой - иногда выходила на соседний балкон, что-то выкрикивала и опять скрывалась, оставляя целый табор опять без Клавдии. Мы прожили там два года, и все два года табор не соглашался жить без Клавдии и жалобно звал её с утра до поздней ночи.

Иногда проводились общие собрания табора, почему-то по ночам. Собравшиеся на том же газоне - человек пятьдесят - спорили о чём-то. То есть, мы думали, что они спорят, а иначе зачем бы им было гонятся друг за другом с ножами под громкий визг женщин и детей.

Надо сказать, что не мы только этнографию изучали, а посещали языковые курсы, где kneipermann что-то изучал, а я заинтересованно наблюдала за немецкой грамматикой (грамматики - это моя слабость), а слов почти никаких не знала. Я сидела и от скуки рисовала в тетрадях голых женщин к ужасу моей соседки по столу - бывшего завуча в школе. Её испуганный взгляд я иногда ловила на себе.

У меня своя личная методика изучения иностранных языков. Я считаю, что зубрёжка ничего не даёт. Надо расслабиться и ждать, когда ты язык почувствуешь, полюбишь. так я когда-то очень быстро изучила венгерский. Я долго слушала речь своих студентов, и вдруг начала понимать, а вскоре и говорить.

А немецкий никак не полюблялся. То ли Клавдия мешала, то ли собственная тупость, но "клика" не происходило. Я знала, что когда произойдёт "клик", в тебе открывается куча пустых ячеек, куда со свистом засасываются необходимые слова и конструкции. Ничего не надо запоминать, происходит узнавание. Услышав или прочитав нужное слово, только головой кивнёшь: "а, как же я сама не догадалась".

Так и не дождавшись "клика" я пошла на подгибающихся ногах в больницу на полугодовую практику. В министерстве здравоохранения, после моего убедительного рассказа - в основном, жестами - про то, какая я замечательная медсестра, мне посоветовали доказать свою замечательность на деле: "Если больница подтвердит Вашу квалификацию, мы признаем Ваш диплом".

Они упорно называли дипломом подтирочную бумажонку, на которой корявым почерком было написано: Медсестра гражданской обороны. Нам ведь даже какие-то лекции читали. Теперь я сожалела, что все их прогуляла. Все мои медицинские познания базировались на шестимесячной болезни и пребывании в двух больницах. Там я научилась делать уколы (самой себе) и ставить банки другим пациентам.