Недавно, разговаривая с одной женщиной-физиком, которая цитировала Пушкина и Маяковского, я подумала, что таких людей больше никогда не будет.
Это не хорошо, и не плохо. Просто острое ощущение неповторимости. Когда я преподавала в институте, там было много таких женщин - думающих, читающих все хорошие книги, которые было положено читать думающим женщинам.
А ещё была в них какая-то наивность, жизнерадостность - вопреки способности всё понимать. Советский, наверное, тип интеллигентной женщины.
Они мне были в меру симпатичны, немного скучны с их кастовостью, паролями: Экзюпери, Ричард Бах. И Пушкин, конечно, и Маяковский. Не Солженицын, хотя и его читали. Они - очень хорошие.
Они - продукт разрешённой свободы внутри несвободы. Мы все оттуда, хоть и по-разному.
Просто отчётливо поняла: это ещё есть, а потом не будет никогда.
А картинка - не имеет отношения к уходящим типам женщин и мужчин.

Это не хорошо, и не плохо. Просто острое ощущение неповторимости. Когда я преподавала в институте, там было много таких женщин - думающих, читающих все хорошие книги, которые было положено читать думающим женщинам.
А ещё была в них какая-то наивность, жизнерадостность - вопреки способности всё понимать. Советский, наверное, тип интеллигентной женщины.
Они мне были в меру симпатичны, немного скучны с их кастовостью, паролями: Экзюпери, Ричард Бах. И Пушкин, конечно, и Маяковский. Не Солженицын, хотя и его читали. Они - очень хорошие.
Они - продукт разрешённой свободы внутри несвободы. Мы все оттуда, хоть и по-разному.
Просто отчётливо поняла: это ещё есть, а потом не будет никогда.
А картинка - не имеет отношения к уходящим типам женщин и мужчин.
