Рождественские цветы и рождественская же история.Часть 2

Ужасная история, случившаяся со мной в бытность мою слесарем-сборщиком.
Продолжение. Начало - здесь.

Работа моя в качестве слесаря-сборщика заключалась в доведении спиралек для тахометров до совершенства. Они поступали ко мне серыми невзрачными. Я их в специальной каморке под вытяжкой промывала в ужасно вонючем и страшно ядовитом триэтаноламине, периодически падая в обморок, случайно вдохнув губительных паров.
В обморок я падаю до сих - периодически, это у меня привычка такая, люблю сменить обстановку.

Промыв спиральки в этом густоватом зелье, я споласкивала их в спирте, раскладывала для просушки, а потом сложно и изящно изгибала в положенных местах. Они переливались и сверкали медным блеском.

Работали на конвейере одни женщины, которые что-то там паяли, ковыряли, и грязно шутили. Я сидела как мышка, стараясь не привлекать к себе внимания, но иногда попадала впросак. Например, купив себе в буфете огурцы, я вынуждена была долго выслушивать размышления на тему "девушка и огурец".

Ужас начался безобидно. Слесарь-наладчик подошёл ко мне, и вежливо покачиваясь предложил заточить ножницы, которыми я отрезала кончики спиралек. Я бесстрашно согласилась. Потом он долго молча качался около меня, вернув ножницы. Я решила, что он просто не может стартануть, что проблемы у него со стартом. Мужиков там было человек пять, и все с проблемами: кто упадёт, кто заснёт, кто забудет прийти на работу.

На следующий день Коля (его звали Коля) подошел ко мне опять с предложением наточить инструмент, ну, забыл человек, что уже вчера мои ножницы были наточены. Коля был человек солидный, лет пятидесяти, серо-синего цвета, немногословный такой Коля.

Когда я ему объяснила, что с ножницами всё в порядке, он неожиданно сказал: "Ну?". Покачавшись некоторое время, повторил: "Ну?". Я сидела, склонив голову к спиралькам, делая вид, что эти "Ну" не имеют ко мне отношения. После пятого "ну" я робко спросила: "Что, собственно, ну?". "Ну?" - ответил Коля. Так начался мой ужас.

Сначала Коля преследовал меня только наяву: он торчал за моей спиной, уныло вопрошая: "ну?". Потом он перебрался в мои сны, начал мерещиться в самых неожиданных местах. Я потеряла покой и сон. С трудом передвигая ноги, я тащила свое дрожащее тело в цех, от страха меня поташнивало, обмороки в каморке участились.

Рассказать свои горести мне было некому, тётенек, с их тошнотворными подробностями интимной жизни, я тоже побаивалась, к тому же я уже неоднократно - вежливо, но твёрдо - отказывалась поделиться своими.

А Коля зловеще нависал и пристально смотрел на меня, синея на каждом углу. "Ну?" - неустанно вопрошал он. "Что Вам от меня нужно, оставьте меня в покое!" - отчаянно защищалась я. Укоризненно покачав головой, он отходил, но ненадолго.

Я стала вздрагивать и озираться, мания преследования крепчала с каждым днём. Наконец, после нескольких месяцев безнадёжной борьбы, я, сначала несколько раз мысленно, а потом и вслух, обратилась к одной из женщин. "Этот человек, - сказала я , - преследует меня целыми днями. Что ему от меня нужно?".

"Как что? Ключ." И возмущённая моей бестолковостью, объяснила, что ему нужно давать ключ от каморки с вытяжным шкафом, что все дают. "Ты же спиральки от триэтаноламина чем промываешь? Вот то-то же, спиртом, а Коля его пьет. Ну и что, что яд, они же привычные." Чистый спирт я получала на складе, а перемешанный с тириэтаноламином выливала в раковину под вытяжкой.

Это хэпиэнд. Колю я даже полюбила на свой лад. После каждой промывки спиралек, я оставляла большой лабораторный стакан со страшной смесью на столе, и радостно отдавала Коле ключ. Когда он приносил ключ, я смотрела на него с уважением и даже гордостью: я в обморок грохаюсь, вдохнув яда, а Коля пьёт и только синеет слегка. Вот ведь какой у нас Коля!

Надо было дружить с коллективом, проще надо было быть. Это был мне урок, но я им не воспользовалась - молодая была и глупая.